Видеть аса, даже нахлобучившего магнитную затычку на жерло какого-нибудь второстепенного вулкана, мне хочется ничуть не больше всех тех, кого я уже счастливо миновал. Но деваться некуда. Делаю над собой усилие, раскланиваюсь, жму руки, озаряюсь почти натуральной улыбкой. Веник нарастил еще одно кресло у стола — пустое рядом прикрывает растопыренной пятерней. Ясно теперь, для чего меня разыскивал: он как-то намекал про подружку из кратерной обслуги, в гости напрашивался. Похоже, серьезно парня зацепило, если я с моими чарами понадобился…

Присаживаюсь на краешек кресла, украдкой тру локтем стол. Так и тянет попробовать пальцем пыль. Это тоже профессиональное: говорят, работники Службы повышенно мнительны — терпят пыль только у себя на спутниках. Новое дело. Раньше за собой не замечал.

Поднимаю глаза — и у меня начинает покалывать виски. Спасибо, Веник, дорогой, удружил! Догадываюсь, как пылко ты рекламировал мои способности! А мне сегодня не хочется лицедействовать. Особенно для этих двоих… Впрочем, чем они виноваты?

Кто-то когда-то раззвонил, будто у меня легкий глаз. Дурацкая история, я своей сокурснице Сабинке Озолиной пообещал в день рождения, чтов нее влюбится знаменитый чабан или даже космический разведчик. А чего, мне не жалко! Девчонка красивая, веселая, я б и сам в такую влюбился, не будь у меня в подшефной группе этой странной, хрупкой, вечно к чему-то прислушивающейся девятиклассницы! И чем ее так влекли цветы? То есть нет, далеко не всякие цветы, а их телепатические разновидности, гибриды марсианских эринний и земных тюльпанов. Ну да не о Лиде речь. В общем, напророчил я Сабинке жениха, а она возьми да и встреться с самим Опоре Хваной, Погонщиком Комет. Вот вам и чабан, и разведчик! С тех пор едва ли не десяток лет парочки считают добрым для себя знаком случайно позавтракать со мной, дескать, любовь будет крепче. И пускаются на всякие хитрости, чтобы устроить эту самую случайную встречу… Им забава, а я лопух добропорядочный, вынужден терпеть и славу свою поддерживать, — мода! Каждый раз обещаю послать все к черту. И каждый раз пасую: обидно разочаровывать кандидатов в счастливчики. Теперь битых два часа пыжься, строй из себя Кассандру! Пет. Все. Точка. Домой. Хватит глупостей.

— А вы и вправду гадаете? — Сима недоверчиво тряхнула головой.

Волосы у нее чуть подсвеченные и ковыльно-мягкие на взгляд. Тончайший изохрустальный фужер (гордость века — материалы переменных свойств!) запел от соприкосновения с Симиной золотой прядью и тоже вызолотился.

— Будьте уверены! — неожиданно для самого себя принимаю я малопочтенную роль шута. Удивительное дело — мне и в голову не приходит сопротивляться. Набираю полную грудь воздуха и цыганской скороговоркой сыплю:

— Мне подвластны сорок два тайных могущества, па четыре из них имею авторские свидетельства. Впрочем, скажу по секрету: несмотря на ЭВМ и комбинаторику, нынешние способы прорицания ничуть не точнее древних!

Ото, куда меня занесло! Мучительно соображаю, что делать дальше. Внешне я непроницаем и благодушен. О, как благодушен! Ведь никто не слышит, как вновь зашелестел умолкнувший было токер…

…И чем Лиду влекли эти телепатические плантации?…

Для меня нет тайн в широком, малоподвижном от недоумения лице Симиного приятеля. Чувствуется, он поддался ее уговорам, из-за одной Симы терпит здесь мою «магию»…

В таких случаях лучше не обращать внимания на сомневающихся. Все равно решают девушки вроде Симы.

Она подалась вперед, и ребро столешницы обтянуло тонкую блузку. Я отвел глаза.

— Что закажем? — бодро перебил молчание Веник, не давая забыть, что мы в кафе.

— Полагалось бы кофе… — Я, как студент на экзамене, откровенно тяну время. — Гадание на кофейной гуще наиприятнейший, по-моему, метод воздействия на судьбу. Все же для поддержания формы предпочел бы чашечку шербета. И если можно — мандарин.

— Только-то? Ну, это пустяки, это мы мигом! — Веник нахмурил лоб и принялся терзать клавиатуру ни в чем не повинного синтезатора — процедура долгая, если не помнишь кода названия и сверяешься по меню.

Сидеть отвернувшись неловко, однако на Симу не смотрю. Странно. Я давно уж поверил в то, что равнодушен к женщинам. Неужели эта чужая девица вмиг выветрила из меня Лиду? Ногтем мизинца чуть-чуть отодвигаю от виска чечевичку токера.

…Скафандр топорщил налипшую бахрому…

Мостик вокруг отстойника — «ипподром» — ровно и скользко блестел в свете Луны…

Все в порядке. Отпускаю чечевичку. Картину мгновенно смыло монотонным напевом — словно заговаривают кобр.

Шербет Венику не удался — его не везде включают а обязательные напитки. Мой друг не смутился и извлек из недр уставшего бороться синтезатора стакан ледяного лимонада. Кивком благодарю, пью. Горло перехватывает, и это мне на руку — не надо ничего говорить. Зачем я сижу здесь? Зачем? Вот допью лимонад и…

— Gracias! [4] — счел нужным перевести мой безмолвный кивок Дональд. Тон его мне не понравился. Похоже, мальчику очень хочется посрамить прорицателя. То есть меня. Будто здесь кого-то тянули за уши. Будто это я вас искал, а не вы меня. Положим, девушке я бы еще кое-что простил. Но асу?! Можете, милые, топать отсюда по всем четырем векторам! С ускорением! Да-да, и ты, голубка, тоже. Ишь, глаз положила — колдовской, гранатовый…

У тебя у самой, прости, не было ли ведьмы в роду? Стараясь не встречаться взглядом с Симой, даю знак Венику продолжать поиск. И он, такой послушный, тихий, вновь захлопотал над синтезатором.

Я немножко играю на мини-рояле. Не настолько хорошо, чтобы выступать в концертах. Но и не настолько плохо, чтобы не опечалиться при виде трудно растопыренных над клавишами Венькиных рук. Покачав головой, я отпихнул его, наклонил панель к себе. Кажется, я догадываюсь, каким образом буду сегодня вещать для этих двоих. Даже не вещать, а так, импровизировать наудачу…

— Вы никогда не замечали, что консервные агрегаты заманчиво схожи с музыкальными ящиками? — Я ввел режим ожидания на всех трех регистрах. — Думается, пора нам породнить пищу и музыку: прекрасное должно подчиняться общим законам…

Странное лицо у этой Симы. Нос тонкий, с заметной горбинкой. Глаза самую чуточку косят. А щеки смуглые, сухие, бархатные от солнца, как кожица абрикоса. И удивительная готовность поверить во все, что ей обещают.

— Внимание, внимание! Котлетная симфония, дуэт яичницы с ветчиной! — Дональд фыркнул. — Если все ваши прорицания такого рода…

Симпатичный молодой нахал. К тому же весьма нетерпелив. Сима разбиралась в нем получше: притиснула к столу сгиб его локтя. Оба не подозревают, до чего грубость Дональда кстати, — у меня уже чешутся подушечки пальцев, как всегда перед игрой на мини-рояле.

— Любые прорицания абсурдны, спору нет. Но разве не абсурд то, за чем вы пришли сюда? В счастье надо верить. А вера, хочешь не хочешь, иррациональна. — Я осознаю, что это жестоко, непростительно жестоко: Симино личико разочарованно вытянулось, вдоль тонкой шеи вздернулись на миг две твердые струнки. Но я продолжаю, и голос мой крепнет:

— Не знаю, как вы, а я верю в Его Величество Случай. Поэтому хотел бы пожелать вам в новой жизни вместить бесконечное, примирить непримиримое, угадать неугаданное. Пусть ваше счастье будет таким же неожиданным и непохожим на другие, таким же терпким и выдержанным, как напиток, ни вкуса, ни запаха которого я пока не знаю и все же от чистого сердца синтезирую в вашу честь. Будьте счастливы!

Как хорошо быть дарителем. И ох до чего не хочется желать счастья именно ей — счастья с другим… Хотя… Какое мне до нее дело?

Я полуприкрыл глаза, разминая под столом пальцы, перевел педаль в свободную композицию и ударил по клавишам. Синтезатор, разумеется, это вам не мини-рояль, и все-таки кое-чего его клавиатура стоила. Меня закачала невесомость, заволокла какая-то голубизна, все пропало вокруг, кроме рождающейся под пальцами беззвучной мелодии, а когда она угасла, из подающей ниши выползли четыре стакана, закрученных наподобие рога и наполненных до краев трехцветной жидкостью.